Чернокнижник - Страница 75

— Меня зовут Уилар Бергон, — представился чернокнижник.

Агиль на секунду прищурился. Сжал руку Уилара.

— Я тоже о вас… слышал.

— Где ты остановился? — спросил Мерхольг.

— В трактире, тут неподалеку. Как твоя война?

Мерхольг поморщился:

— Тянется. С приходом зимы поутихла. Танкреж распустил часть войска и скоро, мыслю, еще распустит. Требует с архиепископа денег, а тот не дает.

— Война — дорогое удовольствие, — заметил Агиль ан Пральмет.

— Замок еще не отвоевал? — Уилар улыбнулся. Мерхольг махнул рукой.

— Еще нет. Танкреж там с осени сидит. Ничего, скоро я его оттуда выбью.

— Давно на Лайфеклике?

— Вчера прилетел. Бросай свой трактир и переезжай сюда. Я вот и ан Пральметам то же самое предлагаю.

— Вы приехали с родичами? — спросил Уилар у Агиля. Тот кивнул. Уилар снова посмотрел на Мерхольга:

— Много гостей в замке собралось?

— С полсотни, не меньше. — Мерхольг покачал головой. — Это я свиту еще не считаю. Со всех концов света гостей Джельсальтар пригласил.

— Ого!.. Не знаю, стоит ли переезжать. Тут, наверное, и комнат уже не осталось.

— Тут-то? — Мерхольг оглядел стены огромного замка. — Да тут еще больше народу разместить можно! Ну, что, переезжаете? Не к лицу благородным людям в трактирах клопов кормить.

— Посмотрим. — Уилар пожал плечами. — В любом случае мне бы хотелось, чтобы приглашение исходило от хозяина дома. Не знаешь, можно ли с ним увидеться?

— Я как раз хотел сказать, что герцог Джельсальтар, — поспешил подать голос младший мажордом, который за время беседы, затеянной Уиларом, сиротливо переминался с ноги па ногу, — сможет принять вас не раньше чем…

— Конечно, можно. — оборвал его Мерхольг. — Пойдемте, я вас представлю.

— Меня представлять не нужно, — возразил Агиль. Я знаком с герцогом. Я был в свите короля Кетмана во время переговоров трехлетней давности. Делегацию от Шарданиэта представлял Айлис Джельсальтар. Надеюсь, он меня еще помнит.

— Да? Ну вот и отлично. Пойдемте.

— Но… — попытался было возразить мажордом.

— А ты можешь идти. Свободен. — отворачиваясь, бросил Уилар. Мажордом поперхнулся, но почел за лучшее промолчать и поспешно удалился.

Компания, возглавляемая Мерхольгом ан Сорвейтом, направилась к донжону. Эльга и Эрбаст Ринолье остались во дворе. Чтобы как-то скрасить ожидание, Эрбаст стал рассказывать об упражнениях, позволяющих развить эмпатическое восприятие. Речь шла о представлении различных цветов радуги, глубоких и чистых, о погружении в эти цвета и об их значении, о представлении или воспоминании различных образов, звуков и запахов — как можно более реалистичных. Эрбаст добавил. что результаты тренировок можно будет считать удовлетворительными, если боль от укуса воображаемой пчелы будет ощущаться как настоящая; или если, стоя рядом с выгребной ямой и концентрируясь на запахе фиалок, упражняющийся будет ощущать аромат цветов, нисколько не замечая удушающей вони.

— А для чего это нужно? — спросила Эльга, похлопывая одним сапожком о другой. — Это ведь просто фантазия… какой с нее прок?..

Эрбаст почесал нос.

— Сознание — это такой же орган, как и другие, — сказал он. — И, как и другие, может быть должным образом натренирован. Рука человека, изнеженного с детства, не сможет и поднять камня, который сумеет не только поднять, но и бросить рука человека. развившаяся от постоянного поднимания тяжестей. Прежде чем вторгаться в чужие мысли, следует научиться управлять своими. Кроме того, «просто фантазия» не так уж проста. Сто лет тому назад в Ярне было основано Общество Святого Карлейва — мученика, некогда, по преданию, пронзенного десятью стрелами за то, что он во времена дремучего язычества не захотел отрекаться от джорданитской веры. В Ярне этот святой очень популярен, он считается покровителем страны и часто изображается в виде юноши ангельской красоты, из тела которого торчат стрелы, увитые цветами. Общество Святого Карлейва состояло из одних женщин, кои, как известно, много более, чем мужчины, впечатлительны по своей природе. Монахиням предлагал ось ежечасно представлять себе образ святого Карлейва, обонять аромат цветов, окружающих его раны, ощущать эти раны и сладостную боль от них будто свою собственную. И что же? В скором времени сначала у одной, а затем и у других монахинь стали обнаруживаться на теле такие же раны, какие бывают от стрел… Совершенно точно установлено, что монахини никак ни себе, ни друг другу не вредили и повредить не могли. С другой стороны, раны появлялись на телах не у всех, но только у самых благочестивых, до самозабвения предававшихся размышлениям о муках святого Карлейва. Казалось бы, каким образом на их телах могли появиться эти раны? Поистине, сознание человека хранит в себе еще бездну удивительных открытий! 3адумайтесь только, сударыня: ведь если наш разум велит нашему телу и оно движется, велит нашему рту — и он говорит, велит сам себе — и разум думает, то почему не может быть и большего? Почему не может быть так, что разум прикажет сердцу — и оно остановится, а затем забьется опять, или прикажет органам чувств — и они будут видеть, слышать и ощущать не то, что есть, а то, что пожелает разум, или прикажет плоти — и плоть разойдется, являя миру рану, будто бы нанесенную стрелой?.. Иные говорят, что было еще больше того, что из ран на теле монахинь вместе с кровью сочился запах цветов, но я полагаю, что это все-таки преувеличение… Впрочем, может быть и так, что запах цветов захотели услышать те благочестивые люди, которые рассматривали раны, захотели — и услышали…