Солнце уже утонуло за горизонтом, когда они постучались в монастырские ворота. В поселке они узнали, что хотя аббатство и пустует, оно не заброшено полностью. Четверо работников по-прежнему присматривали за садами и хозяйством монастыря. Половина из них была нанята еще покойным настоятелем в деревне, еще двое — куплены на невольничьем рынке, но ни первые, ни вторые не собирались оставаться в монастыре этой ночью. Кроме того, было еще трое монахов, не собиравшихся, судя по всему, покидать стены своей обители в это полнолуние. До них-то и пытались достучаться путешественники.
Прошла минута… две… десять… Ответа не было.
Уилар, вздохнув, принялся осматривать стены, выбирая место, где можно было бы перелезть. Однако не успел он приступить к сему занятию, как калитка наконец отворилась.
Выглянувший из ворот рослый человек сразу не понравился Эльге. У него был мрачный недобрый взгляд, скуластое лицо со следами оспин и застарелый шрам наискосок от бровей до подбородка.
— Что вам нужно? — хрипло спросил он.
— Пустите переночевать. — Уилар попытался обойти монаха, но тот резко загородил ему дорогу. — Ночуйте в деревне.
— До деревни две мили, а уже темнеет, — возразил Уилар. — Боюсь, как бы лошади ноги не переломали.
— До ночи успеете, если поторопитесь.
— Пустите. — По губам Уилара пробежала легкая усмешка. — Не откажите в приюте двум усталым путникам.
— Проваливайте. Вам здесь нечего делать.
Монах шагнул назад и хотел было закрыть калитку, но не успел. Эльга не видела, как Уилар ударил, видела лишь, как согнулся вдвое, судорожно хватая воздух полуоткрытым ртом, человек в черной рясе.
Уилар оттолкнул его и вошел внутрь; через несколько секунд послышался шум отодвигаемого засова и скрип давно не смазывавшихся петель. Когда лошади оказались за воротами и Уилар, выполняя роль привратника, стал класть засов на место, монах уже пришел в себя настолько. что смог выпрямиться и прохрипеть:
— Убирайтесь прочь!
Уилар не ответил, но когда монах, продышавшись, подхватил с земли вилы и довольно лихо крутанул ими в воздухе, чернокнижник насмешливо посмотрел на него, не делая попыток ни напасть, ни защититься. Неизвестно, что прочел монах в его взгляде, но вилы он опустил и процедил сквозь зубы:
— Клянусь, если бы я только не был слугой Господа!..
— Если бы ты им не был, вряд ли бы мы встретили тебя в этом месте, — резонно заметил Уилар, расседлывая лошадей.
— Если бы не мои обеты!!! — Сжимая вилы в руках, монах тоскливо посмотрел на небо. — Таких, как ты, в прежние дни я резал на ремни по трое зараз!..
— Не переживай, никто не собирается грабить твой монастырь. Переночуем и завтра утром уедем.
Когда Уилар направился к большому каменному дому, примыкающему к церкви, Эльга схватила свою сумку и поспешила за ним — ей ни на минуту не хотелось оставаться рядом с мрачным монахом, который, очевидно, в своей прошлой жизни был наемником или солдатом какого-нибудь барона… в лучшем случае.
— Предупреждаю в последний раз — убирайтесь, прохрипел монах им в спину. — Говорю для вашей же пользы.
Уилар показал пальцем на большие окна на первом этаже.
— Что это? Трапезная?.. Надеюсь, у вас найдется что-нибудь, чем можно промочить горло?
— Вы ничего не получите!
— Значит, возьмем сами.
Вина в трапезной не нашлось, зато оно обнаружилось в погребе — в изрядных количествах. Уилар нацедил полный кувшин из бочонка, наполнил кубышку солеными овощами, жестом велел Эльге прихватить связку колбас и двинулся наверх.
Монах сидел за столом, мрачно уставившись перед собой. При появлении на столе выуженной из погреба снеди он презрительно скривился:
— Да вы, я вижу, обыкновенное ворье… Но, как сказано в Книге Жизни, все, взятое неправедно, обернется во вред берущему.
Эльга села за стол молча, не смея поднять на монаха глаз. «А ведь он прав, — подумала она. — Так нельзя».
— Ошибаетесь, — сказал Уилар, наливая себе вина. — Воры действуют тайно, скрываются, боятся. А мы, как видите, не таимся.
— Невелика разница!..
— Такая же, как между грабителем на большой дороге и бароном, стригущим деньги со всех проезжих. Разница невелика, вы правы. Но она есть.
Монах поднял глаза.
— Не боитесь, что я позову людей?
— Зовите. — Уилар пожал плечами, разжевывая кусок колбасы. Поскольку монах не двинулся с места, он полюбопытствовал: — Вы бы представились, что ли?.. У вас такое лицо, любезный, что если бы не эта ряса, вас самого за бандита можно было бы принять.
— Я Эвард, брат-привратник, — ответил монах. А что до этого, — он коснулся шрама на лице, — то прежде, чем уверовать, вел я жизнь неправедную и пагубную. Но милостив Пресветлый, не допустил моей душе погибнуть!.. Может быть, не допустит и вашей погибели, если покаявшись, оставите стезю греха…
— Знаменательно, — сказал Уилар. — Что в монастыре, основанном господином Эвардом Сольготом, по сути — обыкновенным грабителем и убийцей, по прошествии ста лет последним монахом остается человек по имени Эвард, который в недалеком прошлом, по собственному же признанию, также был работником ножа и топора.
Монах напрягся и процедил:
— Ах ты…
— Любопытное совпадение, не правда ли? — Уилар раскусил соленый помидор.
— Я изменился, — с тихой угрозой произнес Эвард-привратник. — Да, я был обыкновенным разбойником, когда десять лет назад попросил убежища в монастыре. Настоятель Тельбарт не отказал мне и не выдал лесной страже, хотя те очень желали получить мою голову. И в то время, пока я был вынужден оставаться в монастыре, Тельбарт и другие монахи разговаривали со мной… И когда лесная стража ушла, и я мог уйти, я остался. Через два года я был пострижен. Я забыл свою прошлую жизнь, как забыл свое прошлое имя, получив новое — имя святого покровителя нашего монастыря… И не тебе, проходимец, оскорблять память святого! Хотя я и оставил свое прежнее занятие, при виде людей, подобных тебе, я порой жалею, что в моих руках пастырский посох, а не топор!